В июне 1988 года меня командировали в мурманское общество охотников и рыболовов для подготовки состязаний с группой американцев из общественной организации Trout Unlimited. Необходимо было подобрать места для нахлыстовой ловли сёмги.
В те годы на Кольском вовсю процветал «бытовой нахлыст», то есть, дальний заброс спиннингом мушки посредством здоровенного поплавка. Многие местные рыбаки для этого дела использовали деревянные удочки или вовсе наматывали леску на консервную банку. А забрасывали поплавок рукой, несколько раз крутанув его над головой на метре лески.
Естественно, подобные экзерсисы для предстоящей международной встречи не годились, но в те годы специалистов по практической ловле лососёвых классическим мушиным способом по всей стране можно было пересчитать по пальцам. В силу сложившихся обстоятельств я уже несколько лет принадлежал к элитной группе таких спецов и прибыл в главный город Кольского полуострова вооружённым до зубов модерновыми снастями. В боекомплекте особо выделялись гэдээрошный пластиковый хлыст Germina (270 см) и американский плавающий шнур Berkley седьмого класса. На всякий пожарный в походный тубус залез композитный спиннинг Daiwa (240 см) голубого цвета, экипированный шведской катушкой Abu Garcia с леской Abulon. И, непонятно зачем (скорее всего для понтов), в Мурманск приехал коротенький ультралайт ABU c гэдээрошной катушкой Forelle. Последнюю игрушку в то время можно было свободно обменять на подержанный автомобиль «Запорожец».
Председатель местного общества охотников и рыболовов В.А.Гневашов встретил меня сдержано – в рыбалке он разбирался не особо, главной страстью Арсентьича оказалось коллекционирование альбомов отечественных живописцев. Среди русских художников он явное предпочтение отдавал маринисту Айвазовскому. Но в Америку с ответным визитом ехать Гневашов, конечно, хотел, и для выполнения ответственной задачи мне был выделен казённый УАЗ и 200 литров бензина А – 76 в талонах, старший охотовед и знаток всего и вся на «Скользком полуострове» Володя Шамышев, а также главный рыболовный эксперт мурманского общества – кинолог Дьяченко.
Кольский полуостров и сейчас сплошная военная база, ну а в советское время запретная зона существовала там практически везде. Поэтому путь наш лежал прямиком на широченную Колу.
Год был очень полноводный, такое понятие, как забродные штаны («вейдерсы»), ещё не вошло в рыбацкий лексикон и в нашем экспедиционном арсенале значились лишь чёрные болотники от ленинградского «Красного треугольника».
По мановению палочки неизвестного дирижёра, ловили мы на реке исключительно с двух до восьми утра и, как назло, собачник Дьяченко всё время приводил компанию в места, сплошь покрытые кустарником. На десерт, дул страшный ветер и мне никак не удавалось соорудить картинный голливудский дальний заброс мушки метров на пятьдесят. На все красочные рассказы про пригодные для нахлыста природные пейзажи, Дьяченко хмуро отвечал «ты сюда нахлыстом размахивать приехал или рыбу ловить?».
Крыть было нечем, тем более что к тому моменту он уже приземлил свежую рыбину под пятёрку, чем очень раззадорил и меня, и Шамышева. Промучившись со шнуром и мушкой часа три, я в конце концов взял в руки спиннинг и стал охотиться за сёмгой как все нормальные мурманчане того времени. Первое время сохраняя высокомерную пижонскую улыбку и надежду, что на мои импортные снасти тотчас выстроиться громадная рыбная очередь. Тем более, что лососики немалых размеров периодически эффектно прыгали по центру струи. Добросить туда блесну не составляло особого труда.
Арсенал кинолога – рыболова оказался более чем скромным: невская инерционная катушка с леской 0.8 мм и трёхсекционный дрюк – коротыш с алюминиевыми кольцами и синей пластиковой ручкой. При том средняя секция спиннинга была выполнена из дюралевой трубки. Блёсен у мурманчанина было также немного, штук пять, все тяжёлые колебалки с очень надёжными якорями.
Попадись кинологу на такой тройник здоровенное бревно, он бы его, несомненно, спокойно вытащил.
На крайний случай в отряд его колебалок затесалась самодельная вертушка бронзо-медного отлива. О мясорубках (безынерционные катушки) главный собачник Кольского размышлял весьма скептически, а главное достижение и гордость советской промышленности того времени – катушку ЛЭМЗ, назвал кратко и ёмко – «полное г…».
И в последующие двое суток своей дремучей снастью этот товарищ полностью размазал нас с охотоведом Шамышевым по пространству и времени. На единственную мою кумжу Дьяченко ответил четырьмя полноценными рыбинами! Издевательство могло продолжаться и дальше, но в конце концов его иезуитская составная палка не выдержала нагрузки и сломалась у комля при вываживании очередного крупного лосося. А под утро вторых походных суток из кустов, что местами очень обильно обрамляют берег Колы, неожиданно вывалился крупный небритый мужик. Он свистнул кинологу и тотчас снова исчез в зарослях.
– Окно закрыто, – скомандовал Дьяченко.
Мы собрали манатки и уехали в город отчитываться о командировке.
Мужик в камуфляже оказался рыбинспектором Ваней Смирновым, с которым в последующие годы мы несколько раз сплавлялись в дебрях Кольского, и он уже более подробно поведал о бытовавшей в СССР системе рекреационного рыболовства. То есть, для полноценной рыбалки нужно было знать пароль типа «от Шамышева», и тогда всё паковалось в самую элитную упаковку. Ментовские и гэбешные корочки в то время совершенно не котировались по рыболовной части, а за упоминание генсека Горбачёва можно было запросто схлопотать в бубен.
Товарищ Гневашов, который в других обстоятельствах мог бы быть и директором бани, или гастронома, был очень доволен результатом поездки, ибо одна дьяченковская сёмга приземлилась в кабинете председателя общества. Шамышев загадочно улыбался, а я не мог взять в толк, что делать с проклятыми американцами и их нахлыстовым арсеналом.
Как выяснилось в дальнейшем, официально о нашей миссии в Мурманрыбводе никто не знал, всё срослось исключительно на личных кинологических связях.
Но после той поездки к громким фирменным названиям причиндалов я стал относиться очень спокойно.
«Форма и содержание не равняется бутылке и стакану» – сказал известный поэт. В рыболовном деле это есть ни что иное, как сама истина.
Андрей Великанов,
Санкт–Петербург, Россия