Владимир Ерашов
ст. Старочеркасская, Россия
Итак, уважаемые читатели, если по поводу целесообразности изучения роли и места «огнестрела» мы вас на протяжении нашего цикла статей убедили, то теперь мы предлагаем перенестись к изначалию и поговорить об истории возникновения стрелкового оружия вообще. Немного, потому как эпоха становления огнестрельного оружия в нашем с вами сознании прочно ассоциируется с воспетой гением Александра Дюма «эпохой мушкетёров», являвшейся переходной между мрачноватым периодом рыцарства и наступившей в восемнадцатом веке (и продолжающейся по сей день) эре регулярных, строго регламентированных армий.
«Эпоха мушкетёров», несмотря на всю свою «переходность» (а может и благодаря ей?), пожалуй, была самым увлекательным и романтичным временным отрезком во всей истории человечества. Потому, если мы в рамках данной статьи поддадимся соблазну и в неё углубимся, то рискуем, окутавшись чарующим флёром мира шпаг в руках благородных шевалье, так в ней и остаться в ущерб основной теме нашего повествования. Между тем, в этом самом «мире шпаг и благородства», главный её представитель, шевалье Шарль Ожье де Батс де Кастельмор д’Артаньян (что был прототипом того самого д’Артаньяна) окончил свои дни отнюдь не от рапирного клинка, вонзённого в его грудь на дуэли за честь какой-нибудь дамы, а от мушкетной пули, разорвавшей ему гортань при осаде крепости. Всё потому, что с крепостей, да и вообще на войнах тех лет, тогда уже вовсю стреляли, и стреляли достаточно много, уверенно и поступательно, придавая в военном деле огнестрельному оружию роль всё более ведущего поражающего фактора, и, соответственно, отводя при этом оружию холодному роль пока ещё весомую, но уже явно вспомогательную.
Вырываясь же из цепко охватывающего нас своим романтическим очарованием семнадцатого века, напомним, что, как известно, порох изобрели китайцы. От них он попал на восток, а оттуда в четырнадцатом веке уже в Европу через Испанию, которая как раз именно тогда с этим «востоком» активно воевала, освобождаясь от мавританского владычества. И несмотря на то, что сами мавры использовали огнестрельные орудия ещё аж в 1118 году при штурме Сарагосы, «европейская огнестрельная ответка» появилась только по прошествии пары веков, когда в 1320-х годах подключившиеся к процессу итальянцы смогли наконец-то разгадать тайну пороха и начали ковать (именно ковать и сваривать из стальных листов) первые огнестрельные орудия. Вскоре орудия стали появляться по всей Европе, и даже у нас на Руси, где уже в 1382 году (всего через два года после Куликовской битвы!) в штурмующих московский Кремль очередных ордынцев полетели не только стрелы, но и первые ядра.
В общем, «процесс пошёл» широко и бесповоротно, причём настолько широко, что успешно отражавшие набеги всевозможных недругов на протяжении тысячелетия (кроме наших с вами предков под предводительством князя Олега в 907 году и крестоносцев в 1204) неприступные стены Константинополя в 1453 году были разрушены ядрами турецких артиллерийских орудий. Характерно, что в ответ на турецкие ядра с византийской стороны им ничего огнестрельного так и не прилетело. То есть, вышедшие из диких степей и пустынь полукочевые сельджуки имели самое передовое вооружение, а противостоявшие им наследники многотысячелетней антично-европейской цивилизации (когда-то создавшие «греческий огонь») ничем таким в своём арсенале не располагали. Но поскольку артиллерия не является темой нашего повествования, то давайте перейдем к ручному, то бишь, стрелковому оружию.
Во второй половине четырнадцатого века, параллельно с артиллерийскими орудиями, изрыгающими огонь из своих стволов, расположенных на массивных деревяных колодах (ибо лафетов с колёсами ещё не придумали), начали изготовляться и маленькие пушчонки, позволявшие вести огонь с рук. Называли же их «кулевринами» (от фр. couleuvrine — «змеевидный»), поскольку стальные кольца, охватывающие сваренную из полос трубку, при желании зрительно можно было ассоциировать и с кольцами обвившей ствол змеи. Вылетавшее из кулеврины небольшое свинцовое или чугунное, а то и каменное ядрышко-пуля размером в 2–3 сантиметра при попадании действительно было способно поразить противника, даже если он при этом и был хорошо защищён доспехами. Впрочем, о противостоянии доспеха с пулей подробно поговорим далее, пока же отметим, что сначала кулеврины просто, без всяких затей крепили на копья, а для прицеливания копейное древко зажимали локтем подмышкой. Потом прикрутили стволы к небольшим станинам и стали упирать их в грудь, но существовали и варианты, когда кулеврина клалась на плечо наподобие современного ручного гранатомета, что было, конечно, несколько получше копья подмышкой, но учитывая то обстоятельство, что одна рука при этом должна была поддерживать оружие, а другая в этот момент поджигать пороховой заряд, то всё равно получалось не сильно здорово.
И вот где-то в 1430-х годах в Европе изобрели серпентиновидный замок (от латинского serpentis — «змея»), где напоминающий своей «S-образной» формой змею замок, будучи прикреплённым сбоку на шарнире к кулеврине, в случае своего прижатия нижней части верхней частью опускался к запальному отверстию, а поскольку к нему был прикреплен тлеющий фитиль, то от соприкосновения с ним натрушенный поверх дырочки пороховой заряд воспламенялся, тем самым вызывая выстрел. У стрелка теперь обе руки находились на оружии, что, во-первых, позволяло крепко его удерживать, а во-вторых, более точно направлять в цель.
Но простая «S-образная» скоба, будучи несомненным шагом вперёд по сравнением с поднесением к запальнику огня рукой, была всё же крайне несовершенна и могла, например, крутнуться по оси сама по себе от лёгкого случайного нажатия. И вот поэтому в году 1470, в Европе (а в Турции и ещё раньше) появились новые подпружиненные фитильные замки, в которых вместо искривлённой скобы в форме серпентина уже был вполне добротный рычажный механизм с прикреплённым к нему фитилем, приводившийся в действие сжатой пружиной, которая резко распрямлялась после нажатия на спусковой крючок.
Надёжности совершения воспламенения заряда данная конструкция, безусловно, весьма даже способствовала, ибо теперь процесс стрельбы сводился к молниеносному щелчку замка, сопровождавшегося поджиганием пороховой затравки и последующим выстрелом, а вот точности наведения на цель это способствовало не очень, поскольку вскоре выяснилось, что зажимание станины кулеврины подмышкой, как и упирание её в грудь, или даже расположение поверх плеча, процессу качественного прицеливания мало соответствует (если не сказать, что не соответствует вообще).
Тогда кто-то взял (первенство оспаривают испанцы и немцы) и перенёс ствол с фитильным замком на ложе самого обычного арбалета, поскольку арбалеты к тому времени как раз достигли апогея своего совершенства, в том числе и по степени удобности прицеливания. Получилось очень здорово! Теперь можно было упереть в плечо приклад (причем, это был именно приклад), плотно прижаться к нему щекой и тщательно прицелиться вдоль ствола, дабы в нужный момент нажать на спусковой крючок и достаточно метко произвести выстрел.
Произошло это примерно в 1480 году, и именно эту дату можно считать датой рождения аркебузы, после чего в военном деле началась эпоха огнестрельного оружия в привычном для нас понимании этого слова, потому как именно аркебузы с фитильными замками уже позволяли выставлять на поле боя единый строй воинов с огнестрельным оружием в руках, способных по единой команде прицелиться и слаженно выстрелить, тем самым становясь тактической воинской единицей. Ну, а поскольку там, где появляются новые тактические единицы, неизбежно рождаются и новые тактики боя, то войны последующего пятнадцатого столетия стали уже совсем другими, в корне отличающимися от войн канувшей в небытие рыцарской эпохи.
И всё это благодаря аркебузе, которую с полным на то правом можно считать первым адекватным ружьём (в том смысле, что оружием для рук) в привычном для нас представлении, и именно потому она вынесена в название нашей статьи. Справедливости ради отметим, что изначально аркебуза означала по-голландски Haakbus — «ружьё с крюком», поскольку вследствие своей громоздкости и неуклюжести могла применяться исключительно для стрельбы из-за укрытий, цепляясь за него (например, за крепостную стену) этим самым крюком. Впоследствии, после появления нормального приклада, крюк за ненадобностью исчез (кстати, изначально он также присутствовал и на кулевринах), а вот название осталось.
Вот здесь, на рубеже столетий, свою весомую лепту в развитие огнестрельного оружия внёс великий Леонардо да Винчи. Дело в том, что гениальный художник, вообще-то говоря, лично себя художником особо и не считал, относя себя больше к инженерам-изобретателям. При этом большинство его разработок просто предвосхитили будущее, воплотившись в жизнь лишь через несколько веков, по достижению обществом соответствующего уровня научно-технического прогресса: танк, дельтаплан, парашют, водолазный скафандр и многое, многое другое, и лишь одно из них стало реальностью ещё при жизни изобретателя с тем, чтобы практически без изменений вследствие своего изначального совершенства просуществовать более двух столетий.
Речь идёт о колесцовом замке́ к огнестрельному оружию, где высекание искры происходит благодаря круговому вращению рифлёного диска. Примерно так же, как и в современной зажигалке, где колесико-кресало, вращаемое пальцем, высекает искру из кремня. Только в оружейном замке роль пальца играла пружина, взводимая как в часах с помощью специального ключа.
Для своего времени, когда и примитивные змеевидные крючки с фитилями были ещё не редкостью (да и просто кулеврины с их запалами «от руки» полностью не изжили себя), колесцовый замок являлся просто ошеломительным прорывом вперёд. Правда, прорывом баснословно дорогим, посему позволить себе обладать подобным оружием мог далеко не каждый, так как иметь его было примерно так же, как иметь современный модный смартфон последней модели, который всегда будет в несколько раз дороже своих предшественников. Но зато обладатель этого чуда механической мысли кроме престижа приобретал ещё и очень рнадёжное оружие, высекавшее воспламеняющую искру при любых обстоятельствах.
В то время как колесцовый замо́к стал произведением искусства и предметом роскоши, созданные ещё в предыдущем «рыцарском» пятнадцатом столетии. Пусть гораздо менее надёжные, но при этом вполне доступные фитильные замки продолжали исправно делать своё дело. Пускай и с неизбежными осечками, но при этом массово они стали воспламенять заряды в стволах аркебуз, все чаще и чаще появлявшихся в руках солдат на полях европейских сражений начала XVI века. В результате тот свинцовый ливень, который теперь изливался из ружейных стволов на всех мало-мальски приличных баталиях, вскоре напрочь «смыл» лучший в мире рыцарский доспех, окончательно похоронив рыцарство как воинскую силу, да и вообще очень быстро навязав всему человечеству совершенно новые условия ведения боевых действий.
Но надёжность фитильных замков не просто оставляла желать лучшего, она вообще отсутствовала, поскольку полностью зависела от погодных факторов, потому как, ясное дело, что открытый огонь и вода, льющаяся с неба, равно как и сильный ветер, не дающий возможности быстро поджечь фитиль (спичек ещё не было) — вещи абсолютно несовместимые. Отчасти спасали от дождя широкополые шляпы, служившие эдакими зонтиками для тлеющих фитилей, но это было совсем не то, поскольку достаточно было опуститься обычному влажному туману, чтобы боевая мощь стрелкового подразделения понизилась, а то и вовсе сошла на нет. Плюс демаскирующий фактор, напрочь исключавший использование светящихся и отлично заметных в темноте огоньков при проведении, например, ночной разведки.
Все ждали решения проблемы, и впервые оно обозначилось в Испании у знаменитой испанской пехоты в 1504 году. Кто именно его нашёл — неизвестно: поговаривают, что, как и многое, связанное с огнестрельным оружием, оно опять пришло с Востока (чему лично мы верим). Но факт остается фактом: именно тогда испанские аркебузы оснастились ударно-кремневыми замками, высекающими искру при ударе кресала по кремню, тем самым воспламеняя затравку.
Принцип действия был примерно таким же, как и в колесцовом замке, только в изобретении Леонардо да Винчи кресало вращалось, а здесь, будучи рычажного типа, оно резко ударяло под воздействием тугой, спущенной нажатием пальца на спусковой крючок пружины. Делало это хоть и с осечками (куда уж без них), но всё равно гораздо стабильнее, чем оружие с фитильным замком.
Вскоре же выяснилось ещё одно преимущество, предоставляемое ударно-кремневым замком — оказалось, что им вполне возможно управляться одной рукой, что для фитильного механизма с его свисающим длиннющим фитиле, делом было весьма затруднительным. При этом для военного дела (в частности, для кавалерии) сие обстоятельство пришлось как нельзя кстати. А раз так, то уже в 1536-м году некий итальянец Камилло Ветелли изобретает оружие, позволяющее вести огонь одной рукой. Не заряжать (тут, понятное дело, нужна долгая процедура для обоих рук), а именно стрелять.
Собственно, первое в мире огнестрельное оружие для одной руки изобрёл ещё маэстро Леонардо, примерно в 1505 году, в Милане, но поскольку оно было с колесцовым замком (а с каким бы ещё мог его сделать изобретатель колесцовой системы воспламенения?), то это оружие было очень дорогим произведением искусства, и потому дальше того, чтобы оказаться подарком какому-нибудь знатному дону, пойти никак не могло. Из-за этого именно изобретение Камило Ветелли и ознаменовало собой начало нового типа короткоствольного оружия.
Состояло же оно из компактно (по меркам того времени) соединенных между собой короткого ствола, ложи, рукоятки без приклада и ударно-кремневого замка. Назвали его «пистолет». Говорят, что его назвали так потому, что всё это произошло в городе Пистойя, где жил и работал сеньор Ветелли. Может оно и так, но лично нам Пистойя, в контексте истории оружия, встречалась ещё в 1364 году, потому как именно там и ещё в том же четырнадцатом веке изготовили первые небольшие экземпляры огнестрельного оружия, якобы названные тоже пистолетами. Хотя, конечно, если даже допустить, что так оно и было, то это были далеко не те пистолеты, как мы это себе представляем. Да и вообще, что касается названия короткоствольного оружия, существует и ещё одна оригинальная версия, по которой слово «пистолет» произошло от «пистоль» (фр. «pistolet», нем. «pistole»), восходящего к чешскому названия дудки (музыкального инструмента), на которую, действительно, похож короткий пистолетный ствол (правда, совсем непонятно причём здесь чехи).
Вникать в этимологию не будем, вместо того отметим для себя тот факт, что именно в тридцатых годах XVI столетия на полях сражений появилось принципиально новое, прямо-таки специально созданное для кавалерии оружие. И вот именно тогда, когда расстрелянное залпами аркебуз рыцарство кануло в Лету, руководствуясь принципом что «свято место пусто не бывает», роль исчезнувшей тяжеловооружённой конницы заняли кавалеристы новой формации. Это были рейтары. И хотя название их происходило от того же слова, что и рыцарь «Reiter», рыцарями они уже никак не являлись — ни по духу, ни по вооружению.
Про их дух (по сути, наёмников) говорить здесь не будем, а вот по поводу защитного рейтарского доспеха отметим, что он был гораздо проще рыцарского и закрывал всего от половины до двух третей поверхности тела (например, на ногах были только набедренники с наколенниками). Рейтарский шлем был открытым, с козырьком вместо забрала, а вести бой новые кавалеристы совершенно не по-рыцарски предпочитали с помощью седельных пистолетов, научившись ими более-менее прицельно стрелять с коня, что для тех времён являлось достаточно непростым искусством.
О дальнейшей судьбе рейтар мы поговорим чуть позднее, пока же отметим, что столь бурное совершенствование огнестрельного оружия просто не могло не вызвать появление ружей нового типа, призванных, в том числе, и противостоять тем же рейтарам, не предоставляя им возможности безбоязненно приближаться к пехоте на расстояние пистолетного выстрела, а потом, после того как пистолеты будут разряжены, преспокойно отъезжать на безопасное расстояния для их перезарядки.
И эти ружья появились. Дело в том, что к двадцатым годам шестнадцатого века металлургия развилась настолько, что появилась возможность изготовления длинных стволов, а химическая промышленность (или как там она тогда называлась) начала производить зернистый порох, который стало гораздо легче засыпать в ружейные дула, чем предшествующий ему порошкообразный. Результатом соединения данных достижений стало появление мушкета. И это уже было уже очень серьёзное оружие, позволявшее выпускать пулю весом эдак с полсотни грамм из своего длинного (размером до 65 калибров, что при калибре около 20 мм составляло до 130 сантиметров) ствола, со скоростью аж до 400 метров в секунду. Ради примера: начальная скорость полёта пули у современного автомата Калашникова (АК-47) составляет 715 метров в секунду, а тут шестнадцатый век и такие скорости…
Но получившееся оружие было весьма громоздким и тяжёлым (до 9 килограмм), вследствие чего применяли его только с подпорок — для этого у мушкетёров были специальные сошки, а у наших русских стрельцов специально отрегулированные по росту топоры алебардного типа, называемые бердыши. Замки же на мушкетах применяли всех трёх типов, но предпочтение всё-таки, по возможности, отдавалось ударно-кремневому как наиболее оптимальному по соотношению «цена-качество», а также по более-менее адекватным условиям эксплуатации. Тем паче, что в 1610-м году французский оружейник Марэн ле Буржуа творчески усовершенствовал механизм данного замка, доведя его, можно сказать, почти что до совершенства, после чего ударно-кремневая система воспламенения стала безоговорочно доминирующей и уже более двухсот лет оставалась практически без изменений.
Своё название «мушкет» данный вид ружья (а это уже было ружьё в полном понимании этого слова) получило от французского слова «mousquette», означающее «маленькая мушка». И вот под таким милым, типично французским словечком в историю огнестрельного оружия и вошло то самое прицельное устройство, которое мы до сих пор ласково именуем «мушкой», потому как именно на мушкетах она тогда впервые и появилась, поскольку их тактико-технические характеристики позволяли уже вести эффективный огонь на достаточно большие (до 200 метров) дистанции, пробивая при этом в случае своего попадания (сразу оговоримся, что попадания нечастого) любые защитные вооружения противника.
Теперь же, следуя классике жанра воинских искусств, пришло самое время рассмотреть извечное противостояние защиты с нападением, в нашем случае — брони против пули.
Прежде всего отметим, что в настоящее время существует теория, поклонниками которой мы категорически не являемся, что рыцарство (читай, отлично защищённое бронёй воинство) исчезло не вследствие развития огнестрельного оружия, а в результате причин общественно-социального характера. Основывается данный подход на том, что распад феодализма с переходом к абсолютизму (то есть, к «крепкой монархии») сопровождался переходом от вассального ополчения во главе с феодалом к регулярной армии, основанной уже на воинской повинности и воюющей под командованием профессиональных офицеров. При этом стараться защитить регулярную армию от пуль, поголовно обрядив её в доспехи наподобие рыцарских, во-первых, экономически невозможно, а во-вторых, особо и ни к чему, поскольку взамен выбывшего личного состава всегда можно набрать новый.
Со всем этим можно согласиться лишь частично. Да, штучно изготовленные максимилиановские (да и другие высококлассные) доспехи шестнадцатого века, бесспорно, являлись шедевром защитного дела. Мало того, некоторые из них проходили «проверку на пригодность» в виде контрольного выстрела, о чём красноречиво свидетельствуют пулевые вмятины в кирасах. Всё так. Вмятины (заметьте, именно вмятины, а не входные отверстия) от расплющившегося и отскочившего рикошетом от брони свинца, действительно имеются. Но! Мы же не знаем с какого расстояния, из чего именно, из аркебузы или пистолета, был проведен этот «контрольный выстрел», и уж тем паче не ведаем насколько добросовестно был заряжен данный ствол, поскольку если пороху в данный ствол засыпать раза в два меньше, то вмятина точно образуется, а вот отверстие уже вряд ли. Соответственно, изделие получит наглядный «знак качества» и в разряд продырявленного брака никак не попадёт. Но даже если допустить, что доспех будет всегда надёжно «держать удар» при попадании в него пули, легко представить, что при этом произойдёт с находящимся внутри него телом. Это вероятное внутреннее кровоизлияние, а то и отбитые внутренности вкупе с поломанными рёбрами. Словом, если человек в латах до попадания в него пули шёл в атаку, то после попадания он в атаку уже точно идти не мог, хотя и оставался при этом живым, что, впрочем, в те не пропитанные гуманизмом времена да ещё при том уровне полевой хирургии тоже было весьма сомнительно…
Да и не защищал доспех от пули столь уж надёжно. Конечно, по касательной пулю ещё могло отрикошетить, ну, а если она, будучи выпущенной из мушкетного ствола со скоростью 400 м/сек, при этом летела прямо (говоря по-научному, перпендикулярно к плоскости поражения) и была еще не на излёте, то, как правило, пуля прошивала латы насквозь вместе с телом.
Спорщики, а таковые наверняка найдутся, обязательно возразят: а как же тогда рейтары и кирасиры? Отвечаем. Во времена «испанских терций» (мобильных пехотных каре, состоящих из пикинёров и находящихся под защитой копий стрелков), собственно, именно тогда, когда и появились рейтары, они потому в своих половинчатых (спереди и до колен) доспехах поначалу столь успешно воевали, что могли подъехать верхом к ощетинившемуся копьями противнику и вместо лихой атаки преспокойно расстрелять его из пистолетов. А вот когда между копейщиками появились уже не в единичном, а в достаточном числе аркебузиры (после мушкетёры), способные дать по конным стрелкам более-менее слаженный залп, то рейтар с их «пистолетно-расстрельной» тактикой боя вскоре не стало. И никакие «полурыцарские» латы при этом им уже никак не помогли.
Кирасиры же, те и вовсе изначально были «заточены» исключительно на таранный удар холодным оружием, соответственно и кирасы их на ответный удар таким же холодным оружием и были сориентированы. Конечно, на защиту от свинца тоже, но свинца, летящего по касательной. В случае же прямой траектории, да ещё с учётом скорости несущегося в атаку коня… полагаю, дальше можно не продолжать.
Так что теорию на тему, что рыцарские латы смогли бы глобально противостоять пулям, если бы человечество дожило до такого экономического уровня, что смогло бы создать «армию олигархов» (в том смысле, что со сверхдорогим защитным вооружением), мы категорически не поддерживаем.
Возвращаясь же к «альянсу стрелков и кольщиков», при котором пикинёры успешно прикрывали мушкетеров от атак, тем самым позволяя им неспешно перезаряжать свои мушкеты, отметим, что данный альянс оказался весьма удачным и продолжался аж до 1641 года, аккурат до того момента, когда в боях около города Байонн одна из сторон, имевшая ножи с круглыми конусовидными рукоятками, не догадалась натужно вдавить их в стволы ружей, тем самым превратив свои разряженные мушкеты и аркебузы в неожиданно эффективное колющее оружие. В историю это изобретение вошло под названием «штык багинет». И вот именно это, откровенно говоря, не самое мудрёное изобретение, послужило предтечей появления штыкового боя, который уже самым коренным образом перестроил всю европейскую тактику ведения войны, окончательно отправив пикинёров как род войск «на пенсию», ибо отныне каждый воин на поле сражения, в зависимости от обстоятельств, являлся одновременно и пикинёром и стрелком. При этом мушкетёры, равно как и мушкеты, естественно, остались, но вот только сами мушкетёры при этом из благородных шевалье со шпагами превратились в замуштрованных солдат, воюющих ружьями с примкнутым к ним штыками. Соответственно, и тот временной отрезок истории, который мы в массовом сознании романтично именуем «эпохой мушкетёров», невосполнимо канул в Лету, уступив место «галантному веку». Веку, который несмотря на всю свою «галантность», прошёл под железную поступь марширующих строем, ощетинившихся штыками регулярных и уже полностью профессионально обученных армий. Армий, вооруженных пока ещё разнотипным, но уже стремящимся к единообразию оружием, неуклонно шедшим ко всеобщей стандартизации, чему, в свою очередь, весьма способствовала всё возрастающая уставная зарегламентированность военного дела, полностью захватившая все стороны разнопланового воинского искусства, а также семимильные шаги бурно развивающегося научно-технического прогресса, результаты которого в сфере стрелкового оружия нами уже были давно и подробно рассмотрены на страницах нашего журнала.
Честь имею! И всем привет с берегов благословенного Тихого Дона.
P.S. Иллюстрации изготовлены с применением нейросетевых технологий нейро-комбат-студией «ПерначЪ».
