В нашей предыдущей статье мы рассказали о том, с какими приключениями в 1891 году была принята наша русская трёхлинейка, которой впоследствии предстоит именоваться «мосиновкой» и стать одной из самых популярных винтовочных систем в мире — сейчас же добавим, что это было не единственное знаковое событие того далёкого года. Дело в том, что именно в этом же 1891 году в соседствующей с Россией Австро–Венгерской империи, видимо, решили взять реванш в области вооружения и опередить нас если уж не по винтовке (потому как их хвалённый «манлихер» до нашей «мосиновки» явно не дотягивал), то хотя бы по пистолетам. Не по револьверам (напомним, что пока все стрелки из короткоствола пользовались исключительно барабанными револьверами), а именно по самозарядным пистолетам. Таким, в которые можно было бы заложить сразу несколько патронов, не рассовывая их поочередно по каморам барабана, а потом один за одним выпустить, всего лишь нажимая для этого на спусковой крючок и не взводя каждый раз перед выстрелом курок. Год на дворе стоял всего лишь 1891, да и вообще не лишне заметить, что эра бездымного пороха наступила всего-то за семь лет до данного события, и вот, подишь ты, уже появились самозарядные пистолеты, именуемые в терминологии тех лет «повторяльными».
Почему именно Австро–Венгрия? Наверное, потому, что к тому времени в ней стало обыденным делом заряжать оружие посредством пачки патронов, которую в 1886-м году изобрёл австриец Фердинанд Манлихер. Подчеркнём — заряжать не обоймой, представляющей собой соединительную планку, в которую вставляются закраины шляпок патронов, а именно пачкой, являющейся металлической (позже картонной) коробочкой, в которую вкладываются сразу несколько патронов. И как представляется возможным нам предположить, австрийские оружейники осознавали недюжинный потенциал использования данной патронной коробочки именно для пистолетов, потому как её, бесспорно, было гораздо быстрее вставить в оружие, чем распределять одиночные патроны по каморам барабана. Представлять-то себе представляли, но пока (в начале девяностых девятнадцатого столетия) не очень-то ещё понимали как и куда её закладывать. Понятно, что поближе к патроннику, но как? Да и как перезаряжать?
Отвечая на вопрос «как?» вполне можно было пойти проторённым путём, взяв за основу разработанный ещё около четырёх десятков лет назад (и тогда же сошедший на нет) пистолет «волканик». Но если тогда патроны закладывались в пистолетный подствольный магазин откровенно невеликого размера, то теперь их можно было заложить «по винтовочному» в единой пачке рядом с патронником, а вот подавать из магазина при этом можно было и по старинке, с помощью старой доброй скобы Генри, что и проделал ещё в 1890 году некий австрийский оружейник по имени Йозеф Лауманн. Отметим, что воплотить в жизнь свой замысел у него полностью получилось. Не сказать, что это было так уж шикарно, но в общем-то вполне сносно стреляло, поскольку перезаряжающая скоба была, как оно скобе по образцу Генри и положено, рычажного типа, и потому работала вполне добротно, исправно досылая патроны при приложении к ней соответствующих (и порой не малых) мускульных усилий.
В один прекрасный день с Йозефом Лауманном произошло знаковое событие, сопоставимое с «эврикой» Архимеда или упавшим на голову Ньютона яблоком. Как-то раз он не полностью отвёл скобу, а поскольку патрон уже в стволе был, то случайно (а может и нет?) нажал спуск. И тут сила отдачи сама по себе отвела затвор куда надо, автоматически перезарядив пистолет! Не сказать, что это было так уж и ново, поскольку пулемет «мАксим» уже существовал несколько лет, самостоятельно и полностью перезаряжаясь из заправленной в него брезентовой ленты со вставленными в неё патронами. Но перенести его опыт автоматической перезарядки на короткоствол в то время (именно в то время!) было абсолютно невозможно, поскольку габариты поставленного на лафет пулемёта, сопоставимые с размерами небольшой пушки, были как раз и вызваны громоздкостью системы пулемётного газоотведения, приводящего к движению ствол. Тот самый ствол, который своей динамикой, собственно, и осуществлял процесс перезарядки. А тут всего лишь сила отдачи, без какого-либо газоотвода. Фантастика…
О том же, что это была очередная революция оружейного дела, тогда ещё никто не знал, но вот то, что открытие необходимо как было можно быстрее запатентовать Лауманн смекнул сразу, чем, засучив рукава, и занялся, заодно переделывая свою модель 1890-го года в конструкцию, способную работать без рычажной скобы. Как всё это все происходило, история умалчивает, вот только получив свой патент осенью 1891 года незадачливый Йозеф Лауманн с изумлением узнал, что патент на использование пистолета с таким же принципом перезарядки выдан за несколько месяцев до него, летом этого же года. Выдан не кому-нибудь там, а на имя их сиятельства эрцгерцога (то бишь, члена императорской фамилии!) Карла Сальватора, который, оказывается, совместно с неким армейским капитаном фон Дормусом, параллельно с Лауманном, тоже занимался подобными разработками. И как легко можно было догадаться, глядя на выданный ему ранее патент, занимался вполне даже успешно.
Как такое могло произойти, никто толком не знает, но факт остаётся фактом — именно Карл Сальватор совместно с капитаном австро–венгерской армии Риттером фон Дормусом официально получили патент на первый в мире автоматический пистолет. Соответственно,непосредственно им и принадлежит пальма первенства по данному виду вооружений. Заряжался же их пистолет, согласно документам, шестью (а на практике — пятью) 8-мм патронами особенной системы «Дормус», компактно соединёнными между собой в стандартной пачке манлихеровского образца. И заряжался весьма даже оригинально, ибо для этого, зажав рукоять одной рукой, верхнюю часть оружия надлежало отвернуть по оси в сторону против часовой стрелки, после чего в освободившуюся полость рукоятки вкладывалась пачка с патронами. Затем отвернутая в сторону часть ставилась на место, после чего необходимо было взвести затвор путём нажатия на расположенную под стволом (примерно, как и у помпового ружья) переднюю часть затворной рамы.
Поскольку опыт по созданию оружия с автоматической перезарядкой отсутствовал как у эрцгерцога (который вскоре скончался), так и у капитана, то процесс созидания первого в мире «повторяльного» пистолета шёл как бы в вольном режиме, не особо чётко придерживаясь патента. К примеру, от специфических патронов, скромно названных своим именем (и как можно предполагать, в чём-то может быть даже и замечательных), капитан Дормус вскоре решил отказаться, перейдя на стандартные боеприпасы того же калибра, ибо (как можно предположить) не заладилось у него в одиночку без эрцгерцогского админресурса наладить их производство.
Критически переосмыслив первоначальную конструкцию, для удобства взведения затвора подствольную затворную раму вскоре снабдили специальным выступом для пальца, а самое главное — вставлять пачку с патронами в модернизированном варианте пистолета решили не в отвернутую в сторону рукоятку, а вполне традиционным и хорошо зарекомендовавшим себя «винтовочным» способом. То есть, сверху при открытом затворе. Для оставшейся пустующей полости рукояти была отведена другая, тоже достаточно важная функция, ибо в неё теперь падали отстрелянные манлихеровские пачки, помещаясь там в количестве двух штук. А что? Тоже дело, ибо всё ж не на землю.
После того как пистолет был реально создан, капитан Дормус предпринял попытку внедрить его в армию. Но поскольку его изделие было крайне далеко от совершенства, а эрцгерцога, который мог бы пролоббировать проект, уже не существовало, то у капитана ничего не получилось. Кстати, было бы странно, окажись оно иначе, поскольку армейский менталитет тех лет ещё явно не дорос до восприятия самозарядного оружия, предпочтя вооружить имперскую армию револьверами Гассера.
Тем временем Йозеф Лауманн скооперировался с неким Шёнбергером, (не то фабрикантом, не то спонсором проекта), в паре с которым в 1894 году они и содеяли пистолет Шёнбергера–Лауманна (Schonberger–Laumann), перезарядка которого основана на использовании энергии отдачи. Имя Шёнбергера в наименовании стояло первым, хотя вряд ли он был таким уж знаменитым оружейником. Ну что ж, и так оно тоже бывает…
По внешнему виду новое изделие Лауманна имело менее футуристический вид, чем его прототип 1890-го года, по своему общему силуэту приближаясь к облику классических револьверов. Понятное дело, что скоба для перезарядки посредством мускульной силы в нём отсутствовала, уступив место соответствующему механизму, использующему силу отдачи. Стрелял данный пистолет вполне сносно, но всё-таки не столь хорошо, чтобы пройти государственное испытание для внедрения в австро–венгерскую армию, тем паче, что он обладал весьма сомнительной надёжностью, давая частые осечки. И вообще, как именно должна была обеспечиваться надёжность механизма первых самозарядных пистолетов, тогда ещё никто толком не знал. И потому, когда в 1895 году имперская госкомиссия вынесла окончательный вердикт о непригодности предоставленного оружия, Йозеф Лауманн и так не особо радостный от того, что его лишили пальмы первенства в пользу пистолета Сальватора–Домуса, по официальной версии, находясь в глубокой депрессии что называется «лёг виском на дуло». Причём на дуло своей же модели, которая, к несчастью для него, сработала вполне исправно…
Печально. Но, возможно, что на самом деле всё обстояло не так уж и мрачно, поскольку ныне живущий правнук Йозефа Лауманна утверждает, что его прадед вовсе не заканчивал жизнь самоубийством, а благополучно дожил до 1938 года. И в это хочется верить!
Нужно сказать, что идея самозаряжания за счёт энергии выстрела понравилась и такому мэтру оружейного дела, как Фердинанд Карл Адольф Йозеф фон Манлихер, активно переключившемуся на данную тему, вследствие чего всего лишь на год) припоздав за первопроходцами — в 1892 году он тоже получает патент на свой самозарядный пистолет, а в 1894 году воплощает его в реальность. При этом мэтр пошёл другим путем, и если у его единичных предшественников и многочисленных последователей (вплоть до настоящего времени) сила, передёргивающая пистолетные затворы является реактивной (в том смысле, что направленной назад), то в своей разработке фон Манлихер решил использовать активную силу выстрела, направленную вперёд.
Ничего необычного в этом он не усматривал, поскольку хорошо знал, что в момент прохождения пули по каналу ствола, да ещё и с учётом врезания пулевой оболочки в нарезы, пуля оказывает давление на ствол, как бы увлекая его за собой. Соответственно, если при этом позволить стволу, будучи не жёстко закреплённым, двигаться, то он при выстреле продвинется вперёд настолько, насколько это ему позволит конструкция оружия. А двинувшись вперёд он откроет патронник и таким образом предоставит пружине подавателя возможность подать снизу вверх патрон, на который потом ствол при своём обратном движении назад (осуществляемом за счёт распрямления соответствующей пружины) и наденется, тем самым изготовив оружие к новому выстрелу.
Благодаря данному подходу только зарождающееся дело автоматической самоперезарядки стрелкового оружия тогда оказалось на развилке и вполне могло пойти по манлихеровскому «ствольно–активному» (назовём его так для упрощения) пути. Могло, но не пошло, хотя и претендовало. Несомненным плюсом данного подхода являлось то, что в момент выстрела никакие части механизма не двигались назад, соответственно, ничем стрелку не угрожая (те, кто получал ссадины от затвора пистолета Макарова, меня поймут). Надо сказать, что в своём пистолете Фердинанд Манлихер вообще не стал особо заморачиваться со сложностями в области ударно–спускового механизма (УСМ), поставив, по сути своей, обычный револьверный механизм, потому как (повторимся) назад ничего не двигалось. И простота пистолетного УСМ «манлихерского» варианта, особенно по сравнению со всеми другими навороченными затворами в нарождающихся самозарядных системах «реактивного типа», это тоже несомненный плюс данной модели.
К минусам подобной конструкции вскоре пришлось отнести и то, что на движение ствола здесь влияют не только микроны технологического допуска пулевой оболочки, а также малоконтролируемая степень «слизанности» нарезов, и даже обычное термическое расширение, о чём раньше особо и не задумывались. Получалось так, что в начале стрельбы «на холодное» процесс перезарядки проходил менее натужно, чем «по горячему», по мере разогрева после отстрела нескольких обойм.
Да, да, и это не оговорка. Главный австро–венгерский оружейник фон Манлихер, будучи отцом–прародителем пачечного заряжания (которое, кстати говоря, использовали все австрийские «пистолетно–самозарядные первопроходцы»), для себя всё же решил применить маузеровскую обойму. И как мы понимаем, он пошёл на этот, откровенно бьющий по его имиджу шаг вынужденно, дабы не заморачиваться с проблемой изъятия опустевшей после отстрела пачки, потому как для этого ему, при его ходящем вперёд–назад стволе, как минимум пришлось бы придумывать отдельный выбрасывающий механизм.
Возвращаясь же к термическому расширению, отметим, что Манлихер пытался бороться с данной проблемой, ища её решение в конструкции и калибре патронов, используя для своего пистолета калибры 7.65, 7.7, 7.75, и даже 8-мм патрон системы Дормуса (подозреваем так, что последний больше из «царедворческих» соображений и ещё при жизни эрцгерцога–оружейника). Но как бы там не было, окончательно данная проблема им решена так и не была, а на одном из армейских испытаний пистолетный ствол от перенапряжения и вовсе разорвался.
И напоследок: поскольку рама над спусковым крючком получилась весьма массивной из-за размещённого именно там магазина, то пистолет вышел непомерно «высоким». Соответственно, возрос и рычаг, подкидывающий ствол при отдаче, и дабы бороться с этим явлением спусковую дугу Манлихер спроектировал таким образом, что верхний указательный палец ложился поверх неё, тем самым приподнимая хват руки и как бы несколько «снижая» непомерную высоту пистолета. При этом спусковой крючок нажимался средним пальцем, что было крайне непривычно. Не берёмся судить, насколько подобная «эргономика» (именно в кавычках) реально снижала подкидывающий эффект и способствовала повышению меткости, но вот то обстоятельство, что подобное было явным новаторством, факт бесспорный.
Естественно, что австро–венгерские вооружённые силы отнеслись к данному изделию с прохладцей, поскольку, по существу, ничего такого особого (кроме возможных проблем с надёжностью) данный пистолет им не сулил. Выходило так, что обладатель сего оружия получал всего пять патронов и сомнительную меткость ввиду большого рычага подбрасывания, при этом ничего такого уж выдающегося не выигрывая, по сравнению со старым добрым, да ещё и шестизарядным (а не пяти!) револьвером. И поскольку всё обстояло действительно так, то фон Манлихер, будучи человеком весьма даже неглупым, чутко уловил армейские посылы и вдумчиво стал их прорабатывать, в конечном итоге достигнув вполне даже приемлемых результатов. Но это произойдёт уже потом, после того, как флёр романтики первопроходства улетучится, а потому в данной главе нами никак рассматриваться не будет.
Возвращаясь же к судьбоносному для стрелкового оружия 1891 году, отметим — как-то так получилось, что в тот год идея самозарядки пистолетов проникла во многих людей, в том числе и не являющихся оружейниками, каковым был вполне преуспевающий предприниматель Теодор Бергманн. Он явно любил оружие и преотлично понимал его коммерческий потенциал, а потому и нанимал талантливых инженеров, дабы они разрабатывали для него модели современных (естественно, на тот момент) пистолетов, с которыми можно было бы выйти на оружейный рынок. И наиболее значимой из них можно считать модель 1894 года, изготовленную Шмайссером (нет, не тем, а его отцом).
Луис (не Хуго) Шмайссер, будучи профессиональным оружейником средней руки, добросовестно исполнил указание своего нанимателя, обогатив мир стрелкового оружия моделью «Бергманна–Шмайссера образца 1894 года». Главными особенностями данного пистолета были гладкие 8-ми миллиметровые патроны без каких-либо фланцев и закраин (естественно, как утверждалось создателями,«суперэксклюзивные» — с тонким намёком на то, что только производитель данного пистолета сможет справиться с изготовлением к нему боеприпасов), а также ну уж просто сверхоригинальная система экстрактирования. Вернее, её отсутствие как таковой, поскольку по мнению авторов если уж начали использовать реактивные (в том смысле, что направленные в обратную сторону) силы выстрела, то давайте использовать их до конца! Потому нечего заморачиваться там со всякими выбрасывателями стрелянных гильз, предоставив эту важную функцию… пороховым газам.
И ведь выбрасывали же! Правда, не всегда. Но Бергманн, умеющий вдохновлять Шмайссера к трудовым свершениям, не сидел без дела, предприимчиво и упорно продвигаясь вперед, и потому к 1896 году его компания подошла уже при наличии в своём активе вполне даже адекватной модели, имевшей все шансы занять своё законное место в кобурах у многих любящих пострелять представителей человечества, но… в этом же году все их усилия, а также усилия всех других пистолетных оружейников, избравших для себя компоновку оружия с магазином перед спусковой скобой, были решительно перечёркнуты. А всё потому, что именно в 1896 году своё веское слово сказал тот самый «товарищ Маузер»! Вот не люблю я риторику тех кроваво–революционных лет, да и вообще всего связанного со всякими сомнительными личностями в «пыльных шлемах» и с «маузерами» на боку кожаных тужурок (их у нас в станицах многие не любят), но в данном случае точнее и не скажешь. Ведь только представьте себе: всего пять лет назад выяснилось, что в пистолете патроны можно помещать не только в барабанные каморы или под стволом как в «волканике», а закладывать рядком в магазине возле с патронником. Тогда же оказалось, что и перезаряжать их по мере отстреливания можно не только за счёт собственных мускульных усилий, а предоставив это силе отдачи. После чего последовало всего-то несколько более-менее удачных экспериментов (а порой и откровенно курьёзных), и вдруг самый настоящий шедевр!
Это я о «Маузере К96» (нем. Mauser C96 от Construktion 96). Хотя, по большому счёту, создал его не Пауль Маузер, а братья Федерле, каковые под его руководством работали. Смею предположить, что для них герр Маузер был не просто хозяином предприятия, а самым настоящим маэстро оружейного искусства, и что он не только ими руководил, но и время от время прикладывал к создаваемому образцу свою «руку мастера», отчего и получился пистолет столь шедевральным. И это действительно был шедевр!
Да, сложно. Да, дорого (и даже чрезмерно дорого), но оно того стоило! Прежде всего — надёжность. В это трудно поверить, но «маузер», изобретённый в 1896 году, обладал надёжностью! По крайней мере, его количество осечек не выходило за рамки общепринятого, и это всего через пять лет после того, как самозарядные механизмы вообще начали изготовлять. Опять же, 10 (десять!) патронов калибра 7.63 мм (потом 9.0 мм), заряжаемых с помощью обоймы и компактно укладывающихся в два ряда в магазин вполне приемлемых размеров. Плюс отличная дальность стрельбы. Конечно, не 1000 метров, нанесённая на целике (это, мягко говоря, преувеличение), а вот метров на 300, да ещё и с присоединенной в качестве приклада кобурой цели из «маузера» поражаются уверенно. Прямо-таки как из карабина, каковым его и позиционировали.
Единственное, что вызывало недоумение, так это рукоятка. Очень уж она, чисто по-немецки, незамысловатая. Кстати, ныне многие «знатоки» оружия, желая блеснуть эрудицией, утверждают, что «Маузер К96» называли «траншейной метлой», поскольку он, дескать, прямо-таки «сметал» всех врагов во вражеских окопах. На самом деле это не так — «траншейной метлой» немцы называли американскую помповушку образца 1897 года системы Браунинга, действительно сметавшую картечью всё на своем пути. Маузер же ассоциировали с метлой просто из-за сходства его рукоятки… с ручкой метлы, и не более того! Но в то же время эта «метлоподобность» рукояти хорошо вписывалась в общий, эдакий угловато–имперский «дойче дизайнен», и потому, не портя облик в целом, воспринималась вполне даже нормально.
Словом, это была мечта, позволить которую могли себе далеко не все. При этом пользующийся всемирной славой К96 официально не состоял на вооружении ни у одной из армий мира! Максимум, какой-нибудь армейский разведвзвод наподобие суперрейнджеров, или эскадрон «отважных королевских стрелков». А так исключительно у всевозможных лейб–гвардий, личных охранников власть имущих, полицейских групп захвата и прочих элитных подразделений, плюс криминал. И в то же время владеть «маузером» хотели практически все люди в мундирах, так или иначе связанных с оружием, что, в свою очередь, гласно и не гласно, но всегда поощрялось их руководством, потому как приводило к повышению огневой мощи подразделения. Напомним, что примерно такая же ситуация была и с винтовкой Генри (прародителем «винчестера») во время гражданской войны в США.
Кроме того, К96 был самым лучшим мужским подарком, которому всегда были рады. Как, например, был рад молодой гусар британской армии Уинстон Черчилль, получивший таковой из рук матери на свой день рождения. Надо сказать, что Уинстон (кстати говоря, отдалённый потомок воинственного герцога Мальборо, про которого в известной песне поётся: «Мальбрук в поход собрался…») офицером былотважным и в войнах агонизирующей империи вёл себя вполне достойно, причём зачастую воевал добровольно, потому матушкин подарок ему пришёлся как нельзя кстати. А поскольку будущий премьер–министр Великобритании был ещё и не чужд эпистолярному жанру, да ещё настолько, что даже вполне мог бы пойти по писательской, а не политической стезе, то своё участие во всех войнах он отразил достаточно красочно. И как можно судить, наличием у себя «маузера» он был чрезвычайно доволен, полагая, что именно благодаря ему он и остался жив. Например, в Судане, когда он как офицер королевской кавалерии нёсся в кавалерийскую атаку. Гусар Черчилль был, скажем честно, не чета нашим российским рубакам, впрочем, как и большинство английских кавалеристов вообще. А тут самая настоящая восточная конница со сверкающими клинками в руках и её многовековой традицией сабельной рубки… Плюс ко всему, у Уинстона в тот момент ещё и была повреждена рука (что-то типа растяжения), так что выжить в полноценной сече шансов у будущего британского премьера практически не было, ибо первый же подскакавший дервиш из армии Махди играючи срубил бы его своей саблей. Но Черчилль выжил, и даже победил нескольких противников, выбив их при приближении к себе из сёдел благодаря метким и мощным выстрелам из «маузера».
Второй случай случился уже на юге Африки в ходе англо–бурской войны, где была кратковременная огневая стычка на близкой дистанции, в ходе которой все соратники Черчилля полегли, быстро опустошив барабаны своих револьверов, а он выжил, положив всех врагов, потому как в отличие от шестизарядного револьвера в магазине его К96 находились сразу десять патронов (то есть, больше чем на треть!).
После этих войн карьера будущего британского премьера, ставшего почти что национальным героем, круто пошла в гору. Всё, что он написал, теперь читалось «на ура!» и лучшей рекламы «маузеру» придумать было сложно, вследствие чего стать обладателями этого, уже овеянного легендами пистолета отныне возжелало ещё большее количество любящего пострелять народа.
Естественно, что со временем К96 модернизировался. Сначала он поменял калибр с 7.63 на 9.0 мм (о чём с той поры наглядно свидетельствовала крупно вырезанная на рукояти цифра «9»), потом увеличил магазин и стал вставлять его снизу, а с 1932 года «научился» стрелять очередями, тем самым превратившись в полноценный пистолет–пулемёт. Увы, далеко не самый лучший, с чем (так и не сумев вернуться обратно в класс обычных пистолетов из-за своей уже явной архаичности) он благополучно и завершил свой славный боевой путь, уступив место пистолет–пулемётам более совершенной конструкции… Вместе с тем не вызывает сомнений тот факт, что именно «Маузер К–96» достойно увенчал собой плеяду первых самозарядных пистолетов, будучи по возрасту им, практически, ровесником, а по степени совершенства выше не менее чем на целый порядок! Вместе с тем его компоновка, поначалу считавшаяся чуть ли не вершиной конструкторской мысли, таковой отнюдь не являлась, но это станет всем понятно только по прошествию десятилетий.
А пока, в те наполненные романтизмом первооткрывательства девяностые годы некто Хуго Борхардт, трудившийся на германской (не австро–венгерской) оружейной фирме «Людвиг Лёве», ещё в 1893 году тихо так и незаметненько получил патент на пистолет совершенно другой компоновки. В то время, когда большинство «первопроходцев–самозарядчиков» норовили использовать пятизарядные пачки а-ля «манлихер», герр Борхардт сделал собственную пачку патронов ёмкостью в восемь штук, да ещё и снабдил её пружиной, выталкивающей патроны наверх, тем самым превратив свою пачечную конструкцию в магазин. Естественно, съёмный. А потом решил, что размещать его лучше не спереди перед спусковой скобой, и уж тем более не сверху, а самое оптимальное — сзади. То бишь, в рукоятке.
Идею запирания ствола Хуго Борхардт позаимствовал у пулемёта Максима, сочтя его кривошипно–шатунный механизм наиболее надёжным. В результате получилось нечто настолько брутальное и насквозь пропитанное духом имперского «дойче дизайнен», что при одном лишь взгляде на него он уже сам по себе внушал уважение и заставлял задуматься о безжалостной мощи, создаваемой как раз на тот момент, германской военной машины, да ещё при этом порождал какие-то смутные ассоциации с секирами древних тевтонов (что тоже поднятию оптимизма по отношению к немецкому гуманизму никак не способствовало).
Шедевром подобное назвать, даже несмотря на наличие вполне удобоваримых тактико–технических характеристик, было откровенно невозможным, но вот то, к чему это всё в конечном итоге привело (а привело оно именно к шедевру!), мы расскажем уже в следующем номере нашего журнала.
Честь имею! И всем привет с благословенных берегов Тихого Дона.
P.S. Иллюстрации изготовлены с применением нейросетевых технологий нейро–комбат–студией «ПерначЪ».
