Среди иностранцев я не могу не упомянуть вьетнамского студента института физкультуры Занга, мастера винь-чунь, который дружил с Клеманом и был частым гостем у нас на тренировках, как сам, так и со своими учениками. Периодически он приглашал меня для участия в тренировках, которые он проводил со своими учениками. С этими ребятами у меня были прекрасные отношения, основанные на взаимном интересе к технике друг друга и уважении.
С точки зрения информированности о том «кто есть кто», наша группа была, пожалуй, в привилегированном положении – у нас постоянно были гости практически со всех регионов Советского Союза: Ленинград, Москва, Севастополь, Прибалтика, Алма-Ата, Дальний Восток, многие города Украины. В основном, это были занимающиеся каратэ, пусть разных стилей, но нередко мы встречались с представителями таэквондо, винь-чунь и других направлений.
Польза от этих контактов была огромная, и помимо ценного опыта мы, ученики Клемана, не теряли чувства реальности, понимали, что далеко ещё не являемся «лучом света в тёмном царстве», и что помимо нас есть много замечательных ребят, которые отлично работают, полны желания побеждать и упорно тренируются, повышая свой уровень.
В принципе, наша старшая группа вполне достойно проявляла себя в этих встречах, но практически все мы были в одном классе, кто-то лучше, кто-то хуже. Принципиально другой уровень мастерства, который проявлялся во всех поединках, очевидцем и участником которых я был, демонстрировал Клеман, а из наших ребят Владимир Илларионов.
Вот на основе таких связей, контактов и формировалось наше отношение к коллегам и единомышленникам – это уважение, доброжелательный интерес, желание извлечь пользу из общения, стремление к победе и, пусть это не кажется вам нелогичным, чувство опасности и настороженность.
Дело в том, что, хотя никто из нас и наших гостей сознательно не стремился (я это ответственно заявляю) травмировать соперника, тем не менее, были разные казусы.
Приведу такой пример. Юра Фурманский спаррингует с приезжим, время истекает, Клеман говорит «ямэ», Юра останавливается, опускает руки и едва успевает блокировать сильнейший маваши-гери в голову. Но не торопитесь обвинять его соперника в грязной игре, всё гораздо проще – парень просто не знал значения этой команды и поэтому продолжил бой.
У меня однажды был спарринг с гостем из Прибалтики: соперник ненамного выше меня ростом, но раза в два шире, то есть, физическое превосходство подавляющее. При этом очень выносливый, практически весь бой работал ногами, как молотилка, бил в полный контакт, и вот здесь очень пригодились навыки защиты от ног, которые привил мне Нгуен Тыон Ву, замечательный вьетнамский мастер.
А после тренировки Клеман сказал, что переживал за меня, и похвалил за умение защищаться.
Вспомнился еще один любопытный гость, который не захотел принять участие в тренировке, хотя разминался вместе со всеми. После разминки, когда мы уже стояли в строю, Клеман попросил его представиться, откуда он и тому подобное, а гость в ответ решительно заявил: «Меня абсолютно не интересуют никакие ваши технические формообразования и приёмы, я приехал, чтобы вы мне рассказали о внутренней энергии «чи» и научили, как пользоваться ей.». Вот так, не больше и не меньше! Цитирую абсолютно точно – уж очень эта просьба, высказанная приказным тоном, засела в памяти.
Много интересного можно вспомнить, но дело не в этом, самое главное, что при таком режиме общения у нас не могло возникнуть чувство высокомерия, глупого превосходства и пренебрежения к кому-либо. Вся эта чушь немыслима там, где есть честное и достаточно жёсткое единоборство, а не только состязание в формальной технике, кто выше ногой ударит, или у кого кимоно сильней хлопнет при ударе. В этом и была суть наших отношений, которые сложились с другими группами и каратистами.
Спортивная злость, упорство, стремление победить, чувство соперничества – всё это было, но эти чувства не оставляли места для отрыва от реальности, плетения каких-то интриг, сплетен, вражды, создания мифов о какой-то своей мнимой исключительности и тому подобного… Напротив, вся эта грязь имела место только там, где сознательно, так называемые «сэнсэи», избегали контактов, где замыкались в своём тихом, уютном болоте и боялись, образно выражаясь, выйти в свет и стать лицом к лицу с соперником, чьи уши свободны от навешенной лапши.
Тем не менее, у нас в головах (я имею ввиду себя и своих друзей, об остальных просто не знаю, но, думаю, мы не были одиноки) было немало заблуждений и ложных представлений.
В период легализации каратэ в Киеве была создана городская Федерация, в которой я и Юра Фурманский стали членами тренерского совета и, кроме всего прочего, должны были оказывать методическую помощь группам, посещая их тренировки. В тот период очень многие вышли из подполья и зарегистрировались в Федерации. И мы должны были посетить каждую такую проявившуюся группу, получить ясную и достоверную картину их тренировок, а также степень методического и технического уровня тренерского состава.
В принципе, это было достаточно сложная, очень актуальная и ответственная задача. Мы с Юрой не подкачали и достаточно ответственно подошли к её решению – первым делом (мы считали, что всё остальное знаем) спросили у Клемана, когда лучше, по его мнению, вызывать учителей посещаемых групп на спарринг с целью определения их уровня: в начале или в конце тренировки. Мы почему-то считали, что такая процедура должна стать неотъемлемым атрибутом наших визитов, только по времени её проведения мнения разошлись.
Услышав этот вопрос, Клеман буквально схватился за голову, но потом, придя в себя, не пожалел времени и объяснил, что именно мы должны делать и как себя вести. Если кратко, то суть его наставлений свелась к следующему: «Государство впервые дало шанс восточным единоборствам на легальное существование с перспективой дальнейшего развития. Да, это конечно не та система, которая принята в мире, когда японский мастер открывает свой зал, выращивает инструкторов, которые тоже открывают свои залы, проводятся соревнования, семинары, аттестации и развитие идёт совершенно естественным путем. У вас все по-советски: сверху дали команду и нужно незамедлительно выдать результат. Тем более необходимо проявить максимум такта, доброжелательности, нет смысла сейчас отмечать недостатки, на данном этапе это лишнее. Главное – морально поддержать людей, которые вышли из подполья, дать понять, что их решение верное и единственно правильное, что их участие в спортивном развитии каратэ это реальная перспектива и их собственного развития. Обязательно отметьте, что они делают важный вклад в развитие каратэ у вас». Понятно, что поправка была принята безоговорочно, без обсуждений и споров.
А теперь небольшое разъяснение: это намерение у нас с Юрой ничего общего не имело с какой-то зловредностью или желанием самоутвердиться, просто мы искренне считали, что дружеский, пусть даже жёсткий, спарринг поможет лучше узнать друг друга, отдавая при этом себе отчёт, что вполне вероятно встретиться и с более сильным соперником. Мы полагали, что это принесёт обоюдную пользу, никакого пренебрежительного или оскорбительного подтекста по отношению к нашим визави и следа не было. Всё-таки не то воспитание и морально-этические принципы (имеется в виду область каратэ) у нас были. Ведь у Клемана из трёх тренировок одна была посвящена спаррингам, и никто из наших гостей не сказал, что это плохо, и с многими киевлянами мы именно в этот день встречались.
Но здесь нами не был учтён очень важный и определяющий ситуацию психологический аспект. Когда выходишь на свет из темноты, всегда ощущаешь дискомфорт и закрываешь глаза. Практически у большинства тренеров, избравших путь изоляции и избегания контактов, был достаточно скромный уровень, поэтому особенно важно было создать для них обстановку максимального психологического комфорта, выразить им своё уважение и сделать всё, чтобы они не шмыгнули обратно в свою скорлупу, забрав своих учеников.
Именно это Клеман и дал понять, скорректировав наши действия. Кстати, его часто приглашали как гостя в другие группы, и нередко он брал меня с собой (потом я понял, что для меня это были важные уроки этики и правил общения), мы наблюдали за тренировкой, сидя в сторонке. После занятий Клемана просили высказать своё мнение. И всегда, подчёркиваю, всегда, обращаясь к группе, он только хвалил ребят, без каких-либо критических замечаний. Но если тренер подходил потом к Клеману с вопросами, он всегда получал разъяснения, что и как нужно делать.
Станислав Близнюк (С.Б.): Несколько слов о Владимире Илларионове из Ленинграда.
Марк Тальянский (М.Т.): В предыдущем интервью я говорил, что это был выдающийся специалист, Мастер с большой буквы. Ещё раз повторюсь, что Владимир в те годы был сильнейшим в СССР.
В один из приездов, когда его пребывание в Киеве подошло к концу, он предложил мне съездить в Донецк к его друзьям: Владимира там прекрасно знали и часто приглашали. И я впервые увидел, что такое прекрасные условия для тренировок, великолепный зал, оборудованный всем необходимым – поверьте, в то время это было достаточно сложно. Я увидел развитую и прекрасно организованную структуру. Как раз в это время у ребят проходила аттестация, в которой я, по совету Ларина, принял участие. Успешно пройдя все её фазы, я допустил осечку в тамешивари – с первого раза не смог разбить доску. А членом комиссии, выводящим спортсменов на татами, был тогда ещё незнакомый мне Станислав Близнюк. Слава посмотрел на меня взглядом, в котором читалось сочувствие, некоторое недоумение и требовательность – короче, вторая попытка была успешной.
Очень интересный штрих, характеризующий В. Ларина и иллюстрирующий его способность брать полезную информацию. После аттестации мы сели с донецкими ребятами и решили немного расслабиться. Как правило, в компаниях расслабляющихся друзей идёт шумное обсуждение, говорится всё и обо всем. Был там дончанин Саша Гончаров, занимавшийся вьет-во-дао, он что-то рассказывал о принципах единоборств, но внимательно слушал его только Владимир, умудряясь при этом поддерживать общую беседу. А на следующий день он сказал мне: «Саша говорил очень полезные и интересные вещи, тебе нужно развивать такое качество, как избирательность внимания, и всегда помнить, что полезной информации вокруг нас море».
Кроме успехов в условиях спортивного единоборства, Ларин умел побеждать и в реальных ситуациях, когда промедление и нерешительность могли закончиться большой бедой.
Отдыхая на одном из горнолыжных курортов Кавказа, он и его ученик подверглись нападению со стороны местных джигитов. Один из нападавших попытался ударить Владимира в лицо остриём лыжной палки, ответная реакция была молниеносной и очень жёсткой – у копьеносца была сломана рука. А второй нападавший, бросившийся на Владимира, покатился вниз по крутому заснеженному склону. Прецедент не из приятных, тем более, как говорится, на территории противника. Но окончание было неожиданным – вечером, после стука в дверь, вошли друзья пострадавших и принесли извинения за поведение своих горячих соплеменников, а также попросили принять дары Кавказа.
С.Б.: Были ли у тебя группы в других городах?
М.Т.: Да, однажды с подачи одного из моих киевских учеников ко мне приехал парень из Лиепая. Немного потренировались, и он попросил меня стать куратором их группы. В то время я работал недалеко от аэропорта Жуляны, и с периодичностью, о которой мы договорились (2 – 3 раза в месяц), я к ним летал на выходные дни.
Вспоминается интересный эпизод – в один из моих приездов зимой мы обнаружили, что входная дверь не открывается, и трудно понять, что было причиной этому, но я, прилетевший из Киева, и группа ребят топтались по снегу перед закрытой дверью.
Поскольку Клеман не раз говорил, что практически нет такой ситуации, когда нельзя потренироваться, решение пришло незамедлительно – я предложил позаниматься на улице, заодно и снег утоптать.
Никакого желания повыпендриваться у меня не было: во-первых, свой приезд необходимо отрабатывать в любых условиях, а во-вторых, я уверен (да и сейчас на этом стою, и часто напоминаю своим ученикам), что технику, отработанную в зале, необходимо попытаться повторить зимой, в условиях хорошего мороза и гололедицы, без предварительной разминки и, естественно, в повседневной зимней одежде. Могу с уверенностью сказать, что впечатления сильные, польза большая, коррекция техники неизбежна. К сожалению, не получилось – может быть, моё предложение и послужило причиной тому, что без видимых усилий дверь открылась, и мы провели тренировку в зале.
А в один из приездов ребята предложили мне проехаться в Ригу и познакомиться с одним тренером, у которого (говоря нынешним языком) был высокий рейтинг в этом регионе. Встреча была не в спортзале, а на квартире у этого тренера, назовём его N. Но квартира не простая: большая комната была превращена в настоящий зал с зеркальной стеной и прекрасным паркетным полом. После процедуры знакомства N заговорил о дзен-буддизме, различных его версиях, о скрытом, сакральном смысле настоящего следования Истинному Пути. Может, это не делает мне чести, но после пятнадцатиминутного разговора я ощутил, что разговор поддерживать не в состоянии, единственный путь к спасению был очевиден, и вклинившись в паузу в монологе N, я предложил поработать в спарринге. Эта часть нашего общения прошла для меня совершенно удовлетворительно, в голове прояснилось, да и мои лиепайские ученики остались очень довольны. Когда мы прощались, то N сказал, что мой учитель Клеман настоящий дзен-буддист. Естественно, я не осмелился возразить, так как в этих дискуссиях и определениях был гораздо слабее моего нового знакомого.
Небольшое отступление: я не был настолько невежествен, чтобы не понимать и ничего не знать о роли и значения дзен-буддизма для человека, который занимается восточными единоборствами. Просто у меня и моих друзей бытовала фраза: «Кто говорит о дзен-буддизме, тот его не знает, а кто знает, тот не говорит». Не берусь судить, насколько это утверждение близко к истине, но что-то в нём есть.
Кроме того, именно в 70-е годы среди так называемой интеллигенции пошла мода на дзен-буддизм – восторженные дамы бальзаковского возраста и упитанные молодые люди бойко и уверенно рассуждали о способах достичь просветления, перебрасывались цитатами и т.п. Меня страшно раздражали эти разговоры, из которых я вынес одну, бесспорную для себя, немного шутливую истину: «Чем дальше от таких знатоков, тем ближе к дзен-буддизму».
Нас, учеников Клемана, очень интересовали эти моменты, но мы не считали себя сведущими в дзен-буддизме, во всяком случае, понимали, что это очень серьёзные вещи, далекие от болтологии. Хотя со времени описываемых событий прошло около 35 лет, моё мнение не изменилось – я по-прежнему считаю, что усвоение высоких истин должно быть неразрывно связано не только с интенсивной умственной деятельностью, но и с постоянными, напряжёнными тренировками, с акцентом на последние именно в молодые годы.
Скорей всего N говорил о важных и нужных вещах в плане духовного развития, но для молодых, здоровых ребят такой разговор более естественно и лучше воспринимается после совместной работы в зале, на татами. Меня всегда смущали и вызывали смутное недоверие снисходительные, велеречивые и менторские интонации в сочетании с плавными жестами записных ораторов (это замечание как раз не об N, у него я этого не было, но подобных личностей я встречал достаточно), больше по душе и более полезны для собственного роста общение с теми, кто дышит в затылок и наступает на пятки в условиях совместных тренировок.
В качестве наглядного примера я с удовольствием вспоминаю двух своих коллег и друзей из нашей средней группы (у Клемана были старшая, средняя и младшая группы), которые позже перешли к старшим: это Боря Шпиц и Миша Король. У Бори занятиям каратэ у нас предшествовала армейская школа разведгруппы, занятия боевым самбо, солидный опыт уличных ситуаций. Миша был КМС по боксу и с контролем у него были проблемы (когда просили бить полегче, у меня складывалось впечатление, что Миша не совсем понимает, чего от него хотят). Общение с такими партнёрами мне приносило огромную пользу, для подтверждения своего, более высокого уровня, необходимо было постоянно работать и общаться на языке спарринга. Дело в том, что Боря и Миша были представителями той части адептов восточных единоборств, которые понимали, что реальность – это неотъемлемая часть каратэ. Только техника, пусть очень красивая, не была для них фетишем и показателем уровня оппонента.
С.Б.: Кого из представителей того периода ты знаешь?
М.Т.: Очень яркой личностью был Евгений Поданев из Севастополя. Он занимался киокушинкай, его коллектив перерос понятие группы – у Жени был настоящий клуб с жёсткой дисциплиной, структурой, многочисленными и сильными учениками, к нему приезжали заниматься ребята из других городов, и не только из Крыма.
Это был очень сильный боец, худощавый, выносливый, волевой, всегда настроенный на победу, умный, техничный, работа ног просто потрясающая – он мог не бить, а хлестать ногами, как бичом, молниеносно поражая избранную точку, а мог буквально «общупать» партнёра ногами, едва касаясь его, и у Жени не было, как это зачастую бывает, дисбаланса между ногами и руками. Но самое главное, это была не гимнастика, а совершенно реальная и эффективная техника. Кроме того, Женя был прекрасным дзюдоистом, что тоже не было лишним во встречах с самыми различными соперниками.
Впервые мы увидели друг друга в 1979 году в Донецке на первых всеукраинских соревнованиях, где он рассказал о своём знакомстве с Клеманом, а уже поближе мы познакомились в том же году на сборах на Олимпийской базе в Конче-Заспе, где нам удалось вместе немного потренироваться.
Женя хорошо отозвался о моей технике рук, а меня очень интересовала его работа ногами, поэтому нам было чем заняться в свободное время. Сразу оговорюсь, его уровень был гораздо выше, чем у меня – образно выражаясь, больше, чем на голову, поэтому Женино одобрение и желание вместе позаниматься были для меня особенно ценны и значимы. В каком-то смысле Е. Поданев опережал своё время, он говорил о важности взаимных контактов и обмене опытом, проведении семинаров, совместных сборах, контактах с зарубежными мастерами. В 1979 году эти идеи для советского каратэ были новаторскими.
Но у Жени это были не просто разговоры, он тут же предложил мне по окончании сборов съездить на несколько дней в Ялту и провести там своеобразный обмен опытом с участием очень сильных ребят из Прибалтики – Валерия Каялы и Казимира Борткявичуса. Ученик Жени, Саша Сивцов, нас встретил и поселил в гостинице «Ялта».
Настроение было прекрасное, польза очевидная, после тренировок мы забывались в здоровом сне. Вспоминается забавный случай – родная милиция, которая нас всегда бережёт, уберегла и от упомянутого здорового сна. Около 3-х часов ночи нас разбудил настойчивый стук в дверь, мы продираем глаза, открываем дверь и видим наряд милиции, которым было интересно взглянуть на наши документы и узнать, чем мы занимаемся в зимней Ялте. Дескать, что-то тут не то, один с Эстонии, двое с Украины, один из Литвы. В итоге всё обошлось, и стражи порядка ретировались, не размениваясь на такие мелочи как извинения.
Женя избрал такой стиль каратэ, как киокушинкай, но ему был интересны мастера и других направлений. В сибирской глубинке жил человек, к которому он периодически ездил, предлагал поехать вместе, но, к сожалению, у меня не сложилось. По словам Жени, это был наш человек, не иностранец, работал егерем, лет под 50. Когда я спросил об уровне этого мастера, то Женя сказал: «Он своими ногами может мне руки связать». Естественно, речь шла о нейтрализации Жениных атак, а не о буквальном связывании рук.
Когда Евгений приезжал в Киев, то жил у меня, а я жил напротив зала на Севастопольской площади, где мы могли тренироваться сколько душе угодно. Он научил меня некоторым китайским формам и познакомил с методикой запоминания, которую я и предлагаю своим ученикам при разучивании ката – это поэтапное повторение небольших коротких частей по 5 раз с суммирующим добавлением следующей части. Также показал прекрасную систему подготовки ног, очень интересные отработки ногами с партнёром.
Я же познакомил его с методикой Мануэля в работе с нунчаками. Жене понравилось и в следующий приезд он подарил мне прекрасно изготовленные нунчаки и значок с эмблемой киокушин-карате. При этом Женя сказал, что это не просто красивый сувенир: «Если ты оказался в чужом городе, что-то случилось, нужна помощь, то в любой секции киокушин ты её получишь». Становится ясно, какое направление каратэ на то время было наиболее организованно и структурировано.
С. Б.: Были ли в вашей жизни люди, которые помогали вам в занятиях каратэ?
М.Т.: Отвечаю утвердительно, и пользуюсь возможностью выразить свою огромную благодарность и искреннее уважение замечательному человеку, директору Киевского электровагоноремонтного завода Вячеславу Григорьевичу Кантуру, где я работал в то время инженером-метрологом. Это был уже человек в возрасте, но его физической форме и неистощимой энергии могли позавидовать большинство молодых ребят. Он всю жизнь сам занимался спортом и делал всё возможное, чтобы люди, которые работали с ним рядом, также имели такую возможность. Когда он узнал, что я стал чемпионом Украины, то вызвал меня к себе, заинтересованно расспросил что такое каратэ, узнал о Клемане, о том, в каких условиях мы занимаемся. Поинтересовался о том, как должно быть оборудовано нормальное место для тренировок и тут же принял решение – создать специализированный зал для занятий каратэ в пустующем помещении заводского детского садика, который находился на 1-м этаже жилого дома, принадлежащего заводу и расположенного на Севастопольской площади, в районе Чоколовки.
В детсадике было 2 больших помещения, каждое около 90 кв.м, 2 комнаты размером с наш заветный холл площадью около 30 кв.м в общежитии Клемана, и ещё ряд помещений поменьше. Понятно, что это решение не было встречено с восторгом соответствующими заводскими службами, для них это лишние хлопоты, но никто не возражал, до меня доносилось только глухое ворчание. Дело в том, что исполнительская дисциплина на КЭВРЗ была в высшей степени жёсткой, характер Вячеслава Григорьевича возражений вообще не предусматривал, и как только в кабинете у начальника цеха или отдела раздавался резкий зуммер прямого вызова, ответ был только один – «есть!» и в кратчайшие сроки.
Дело не в том, что у меня были какие-то недоброжелатели. Напротив, прекрасные отношения, всё нормально. Но, представьте себе, например, начальника отдела снабжения, у которой тысяча и одна производственная забота плюс заводские общежития и ЖЭК, и за всё с неё очень серьёзно спрашивают. И вдруг заветный зуммер, и голос директора: «Так, Лена, к тебе Марк зайдёт и объяснит, сколько зеркал ему нужно для оборудования зала, давай в темпе». Ответ никаких вариаций не предусматривал – единственный возможный вариант приведён выше. Зеркала, предназначенные для заводских общежитий, были немедленно переправлены в зал и в течении двух дней установлены. Мне же уважаемой мной Еленой Ивановной было в сердцах высказано: «Марк, ты и твои босяки еще не такие культурные, чтобы у вас вся стена была зеркальная», но по сравнению с достигнутым результатом это были сущие пустяки.
Следующим этапом было изготовление двенадцати буковых макивар в полном соответствии с эскизом из журнала «Black belt». Отдельная комната была оборудована 4-мя боксёрскими мешками, которые крепились на специальных направляющих и могли вдоль них перемещаться. Это великолепие ни в какое сравнение не шло с холлом студенческого общежития. Естественно, Клеман пришёл в восторг от нашего нового зала и последний год своего пребывания в СССР часто проводил тренировки в помещении заводского спортивного клуба «Дзержинец» (так мы назвали бывший детсад).
Забегая вперёд, скажу, что когда эксперимент с каратэ был прекращён и соответствующий приказ Госкомспорта разослали по всем организациям, учреждениям и предприятиям Советского Союза, то выход всё равно был найден. Директор завода вызвал меня и ознакомил с приказом – конечно, впечатление было шоковое. Положение спас Вячеслав Григорьевич, который умел «держать удар» гораздо лучше. Он достаточно лаконично дал понять, что мы с ним по одну сторону баррикад, сказав: «Нечего сопли распускать, ищи выход, захочешь – найдёшь».
Буквально на следующий день я выдал вариант, который был принят и в кратчайшие сроки реализован. Завод приобрёл борцовские маты, и в одном из помещений постелили прекрасный борцовский ковёр, который по своему качеству не уступал татами в Динамовском зале дзю-до. Таким образом я стал вести заводскую секцию самбо, в которую многие записали своих детей. Зарегистрировал её в спортивном обществе железнодорожников «Локомотив», ребята получили членские билеты, принимали участие в соревнованиях, т.е. в клубе «Дзержинец» шла нормальная спортивная жизнь.
У самбистов было три тренировки в неделю, а оставшиеся дни занимали каратисты. Такое великолепие продолжалось около шести лет, вплоть до наступления мутного перестроечного времени, когда райком партии, после ожесточённой борьбы (В.Г. Кантур около двух лет отражал их притязания) не наложил-таки лапу на это помещение. Но это уже история совсем другого жанра.
Ещё раз хочу выразить огромную благодарность Вячеславу Григорьевичу Кантуру, моему директору и учителю по жизни, который внёс очень весомый вклад в развитие каратэ, проявив при этом максимум бойцовского духа, доброй воли, расположения и доброжелательного интереса к нашим занятиям.
С.Б.: Что бы ты пожелал занимающимся карате?
М.Т.: Я пожелал бы достижения поставленных задач, умения держать удар и реализации всех навыков, полученных в каратэ в повседневной жизни: упорства, терпения, доброжелательности, оптимизма. И как можно больше здоровья, и как можно меньше травм.
P.S. Не могу не упомянуть замечательного человека и спортсмена Вадима Ивановича Пилипенко. Зав. кафедрой физвоспитания в театральном институте, сухощавый, рост около 165 см, вес около 60 кг с небольшим, возраст около 50 лет (казался таким старым), он отличался феноменальной физической силой.
Обычно ворчливый, ко многому и многим скептически настроенный, даже часто брюзжал, мог прямо в глаза достаточно резко высказаться, невзирая на лица. Ко мне, правда, относился хорошо.
Больше о нём мог бы рассказать Коля Матулевский, его воспитанник, в настоящее время глава украинского у-шу.
Н. Матулевский, его жена Л. Солодилина, их сын Константин Матулевский – я их называю «звёздная семья», и считаю, что это абсолютно заслуженно. Для перечисления всех их титулов, наград и достижений необходимо совершенно отдельное повествование.
Вернусь к В.Пилипенко – он меня спас от огромных неприятностей. Каким образом?
У сборной Украины по каратэ был куратор в штатском, офицер известного ведомства, связанного с “глубинным бурением” (назову его А.С.). Появился он на горизонте перед чемпионатом Киева и потом уже присутствовал практически на всех наших мероприятиях. Во время сборов на Олимпийской базе в Конче-Заспе он руководил всем тренировочным процессом и выдал замечательную фразу: «Отличительные признаки советского каратиста – это дисциплина и короткая стрижка».
Меня он не обделял своим вниманием, и я это ощущал постоянно. Проходили какие-то городские соревнования (это уже после Таллина), он подошёл ко мне и начал втирать, дескать, пора перестать считать учителем Клемана, ведь есть советские специалисты. При этом добавил гадость в адрес Клемана (приводить её не буду, противно) и тут же свалил. Я немного опешил, потом меня «перемкнуло», затем «отпустило» и я, как последний идиот, бросился за А.С. Но тут ощутил, что я в воздухе, в стальном кольце, и меня несут в противоположную от товарища офицера сторону. Вадим Иванович был рядом, всё слышал и не дал мне испортить себе жизнь. Сейчас, конечно, смешно, но он меня совершенно свободно, как будто я ничего не весил, пронёс через весь зал, «поставил в угол», придержал и, как человек с богатейшим жизненным опытом, нашёл нужные слова, чтобы до меня, дурака достучаться. К сожалению, Вадима Ивановича нет с нами, Царствие ему небесное, он его заслужил своими добрыми делами.
Окончание следует…
